[Foxiney]

4 тур внезапно завершен.
Посему колюсь, даже без предварительной угадайки:
первое исполнение заявки IV-114, про ларечника Бульбаша, сурового начцеха Дубинина, гопаря Азика и подростка неопределенного полу Сашу - фоксиных лапок дело.

Эреборские ворота (коммунальные зарисовки)

Автор: Фокса
Бета: повесилась
Рейтинг: детский
Жанр: АУ, юмор
Саммари: Профессорские персонажит в условиях нашей с вами современности.
Дисклеймер: Да простит меня Профессор!

Текст Аушки читайте в комментах.

Апд. Новый эпизод ищите в комментах.

запись создана: 09.02.2013 в 16:21

@темы: таки Хоббит

Comments

[Foxiney]

- Нет, я все-таки поймаю этого Азика и как следует начищу ему рыло об забор! – суровый мужской голос за стеной сам по себе звучал устрашающе, а уж сопровождавший его звук удара (скорее всего кулаком по столу) вообще не оставлял сомнений – таки поймает и таки начистит!
- Ничего никому ты чистить не будешь! – припечатала в ответ невидимая женщина, чуть тише, но столь же безапелляционно. – Ты мне дома нужен, а не в реанимации и не в тюрьме!
- Аааа, опять эти бабьи вопли! Дашка, тебя послушать, так все должны по своим норам сидеть и носа не высовывать. А эти бандиты пусть творят чего хотят! Они ж вчера на Сашу напали, хорошо, Топоренки как раз со смены шли через ту подворотню, спугнули гадов.
- Да знаю я, видела сегодня Сашу. Орские уже и заявление написали, так что пусть с этим теперь участковый разбирается.
- Как же, разберется твой участковый! Ему фуражка нужна только чтобы лысину прикрывать, а пистолетом он, наверное, ворон с балкона гоняет.
- Тооолик… - в голосе женщины прорезались нотки глубочайшего огорчения, - Ну что ты такое говоришь! Вы же с Данилюком столько лет дружили…
- Дарья, не буди во мне зверя!.. И вообще, занялась бы лучше своими делами, чем над душой стоять. Про детей, например, вспомнила бы! Вот где их, спрашивается, черти носят?
- В техникуме, - ответила женщина таким тоном, словно другого ответа и быть не могло.
- Ага, как же! – немедленно перешел в наступление ее собеседник. – Мне старший Орский уже звонил, спрашивал, почему мои дармоеды на занятиях третий день не появляются.
- А чего это он тебе звонит? – женщина явно растерялась.
- А он считает, что мать с ним справиться не способна. Вот я за них и краснею перед преподавателями как единственный мужик в семье.
- Вот ведь поганцы! Ну ничего, вернутся, я им всыплю отцовским ремнем по самое…
- Сиди уж. Много ты навсыпала за двадцать лет… Как появятся, я сам с ними разберусь.
- Вот и правильно! Вот с ними и разбирайся. А к Азику и его шайке не лезь.
- Молчи уж, женщина!..
…Семен Васильевич, счастливый обладатель трех комнат и смешной фамилии Бульбаш, вздохнул, нехотя поднялся с колченогой табуретки и потопал на балкон. Дубинины были вообще-то неплохие соседи, но уж больно шумные. Анатолий, видимо, давно уже разучился тихо разговаривать в своем кузнечно-прессовом цеху, а Дарья в любом разговоре старалась отвечать в тон брату. Вот так и получилось, что несчастная стенка и живущий за нею сосед ежедневно испытывали колоссальные звуковые нагрузки.
А ведь когда-то в этой квартире, да и во всем доме, жили в основном тихие степенные старички и старушки, если не забытые, то оставленные съехавшей на более комфортабельную жилплощадь молодежью. Но постепенно они отходили в мир иной, освободившиеся квадратные метры частично зависали мертвым грузом на наследниках, в равной степени не желавших здесь жить и продавать за бесценок приличных размеров комнаты, хоть и в глухом районе, частично отходили государству. Семен Васильевич, на тот момент самый молодой обитатель подъезда, даже умудрился под это дело расширить собственную жилплощадь за счет почившего соседа. Но потом, где-то с год назад, взрыв бытового газа обрушил два подъезда хрущевки на соседней улице, где жили со своими семьями рабочие местного завода - и городские власти не придумали ничего лучше как заселить пострадавших в пустующие коммунальные комнаты вот в этом самом доме номер восемь по Холмовой улице. Вот так и вышло, что скромный интеллигентный предприниматель заполучил себе в соседи целую толпу невоспитанных пролетариев.
Первую неделю он готов был на стенку лезть от необходимости сталкиваться каждый день на общей кухне братьями Топоренко, вечно то ли пьяными, то ли просто больными на голову, один из которых к тому же то и дело норовил залезть в его холодильник. Дарья Дубинина ему по началу понравилась, но скоро выяснилось, что эта женщина может быть вполне терпима сама по себе, но не в сочетании с двумя неугомонными отпрысками и властным братцем. А этого последнего вообще хотелось пристукнуть раритетной бабушкиной сковородой за совершенно невыносимую манеру смотреть на всех сверху-вниз и говорить непререкаемым командирским тоном. Ну еще бы, начальник цеха как-никак! Бегайте перед ним все на задних лапках!
Изменить свое мнение о соседях Семену Васильевичу пришлось неожиданно и довольно неприятным образом. Однажды, отнюдь не добрым и совсем не прекрасным вечером Бульбаш возвращался домой с крупной суммой денег. Надо отметить, что он довольно часто ходил тем же маршрутом и с аналогичным содержимым в карманах (когда забирал выручку из принадлежащего ему продуктового ларька на соседней улице) и каждый раз здорово трусил. Райончик-то неспокойный, фонари давно перебиты, в подворотнях кто только не ошивается, от бешеных собак до самых настоящих бандитов, а спортивной формой, позволяющей если не отбиться от нападающих, то хотя бы убежать, Семен Васильевич и в молодости не обладал. Но другого пути не было, так что приходилось идти. И вот в тот самый вечер кошмарные сны несчастного предпринимателя материализовались перед ним в облике пятерых крепких ребят во главе с местным пугалом для всех законопослушных граждан - Азиком. Бульбаш уже успел мысленно попрощаться и с деньгами, и со здоровьем, когда вдруг послышались до нервных судорог знакомые голоса и в подворотню завернул Анатолий Дубинин вместе с Колькой и Филькой, отпрысками своей сестры. Причем парни плелись впереди дядьки с виновато-несчастным видом, а тот крыл их в четыре этажа и грозился за что-то вывернуть мехом внутрь. Но встреча с гопниками и их жертвой разом пресекла все семейные дрязги. Дубинин-старший жестом велел родственничкам убраться с дороги и с вежливой угрозой поинтересовался, чего это понадобилось достойным молодым людям от Семена Васильевича. Азик, быстро прикинув расстановку сил, смерил его презрительным взглядом и посоветовал идти лесом во избежание возможных проблем со здоровьем. Анатолий не стал вдаваться в долгие переговоры – только понимающе кивнул и поднял с земли очень кстати подвернувшееся оружие пролетариата. Младшим Дубининым на этот раз приказа не понадобилось – они уже выламывали из ближайшего забора пригодные для рукопашной доски.
Драка, вошедшая в историю района как «Битва при Бульбашовском ларьке» закончилась для Азика сломанной рукой, незначительными повреждениями для его приятелей, вовремя сообразивших, что расчеты предводителя касательно расстановки сил оказались в корне неверны, легким испугом для Семена Васильевича и изрядным количеством синяков для его защитников.
А потом на кухне Дарья бинтовала всех троих и не переставая ворчала о том, что нечего лезть в чужие дела, что свое здоровье дороже, и что вообще, хоть ее бы пожалели, раз на себя плевать – куда ж ей одной с тремя калеками разом! Растроганный Бульбаш, желая как-то отблагодарить спасителей и успокоить женщину, тут же выгреб из холодильника свой весьма приличный, и до сих пор тщательно оберегаемый продуктовый набор. Дарья уже взялась было за палку колбасы, но Анатолий решительно ухватил ее за руку:
- Положь на место! Еще я за мордобой платы не брал.
- Помилуйте, ну отчего же сразу «плата», - засуетился Семен Васильевич. – Я же от чистого сердца!
- Ну вот и я от чистого.
- И все-таки…
Препирательства грозили затянуться надолго, ибо ни одна из сторон не собиралась уступать. Но положение спас Федор Топоренко, весьма кстати ввалившийся на кухню с бутылкой водки и предложением отметить счастливый исход драки. Предложение было дружно поддержано. И бульбашовские продукты радостно приняты в качестве закуски.
Так и подружились…

[Foxiney]

***
Во дворе во всей своей «прощальной красе» играло яркими красками бабье лето. Березы и рябины мерно покачивали желтыми кронами, стряхивая листву на крыши покосившихся гаражей. На клумбах догорали всеми оттенками фиолетового последние астры, шумные птицы резкими черными мазками чертили невозможно-голубое, без единого облачка, небо. И трудно было поверить, что еще накануне ночью в этом дворе на кого-то напали – настолько тихим и безопасным казался он при свете дня.
Под окнами размеренно махал метлой дворник Геннадий. Это, к слову сказать, был весьма примечательный дворник. Если бы Семена Васильевича попросили охарактеризовать его одним словом, тот немного подумав, пожалуй, ответил бы: «старорежимный». Потому что таких дворников: солидных, степенных, с окладистой белой бородой и в длинном фартуке, часто можно увидеть в старых фильмах про дореволюционную Москву, но в реальных дворах их давно уже заменили сначала ворчливые тетки-дворничихи, а потом и шустрые гастербайтеры в оранжевых жилетках. А вот в этом конкретном дворе сохранился раритет! Как и подобает порядочному «старорежимному», Геннадий знал все про всех и Бульбаш мог бы поспорить, что где-то под одеждой старик прячет самый настоящий сигнальный свисток.
На лавочке у подъезда сидела, поджав под себя ноги, жертва давешнего нападения с альбомом в руках и целой поленницей карандашей в ярком пенале. Напротив Саши торжественно возлежал местный дворовый любимец, огромный рыжий кобель по кличке Дракон. Словно осознавая свою роль в творящемся поклонении богам искусства, пес застыл в позе сфинкса, не обращая внимания ни на скачущих вокруг воробьев, ни на солнечный луч, упрямо пляшущий по носу. Саша старательно зарисовывал(а) гордый собачий профиль. Выходило очень похоже.
Семен Васильевич тоскливо вздохнул – к своему стыду он за этот год так и не выяснил, сын у Орского или дочь. Вечно растрепанное пятнадцатилетнее создание в драных джинсах с равным успехом могло оказаться как мальчиком (к несчастью, довольно хилым), так и девочкой (увы, лишенной всякой женственности). Универсальное имя, как назло, ничего на этот счет не говорило, а спрашивать напрямую Бульбаш стеснялся. Хотя со старшим Орским, преподавателем колледжа при заводе (который Дарья по привычке величала техникумом) он пообщался бы с удовольствием. Увы, Дмитрий Романович был человек занятой и просто так пересечься с ним во дворе случалось не часто, попытаться же как-то специально поближе сойтись с интересным соседом Семен Васильевич не пытался из-за живущего в одной квартире с Орскими шумного многодетного семейства Петровых.
- Хороший денек, Геннадий, - окликнул предприниматель дворника, вынимая из кармана трубку. Сигарет он не признавал, а вот хороший трубочный табак уважал даже очень, и в этом они с Геннадием, как ни странно, полностью сходились.
- И что вы хотите этим сказать, Семен Васильевич? – старик поднял голову и лукаво подмигнул жильцу. – Что погода нынче хорошая? Или что вам так уж хорошо? Или что сегодня все должны быть хорошими?
Саша прыснул(а) в кулак, но говорить ничего не стал(а). Дракон повернул голову, покосился на дворника неодобрительно и тут же принял прежнюю позу.
- Хочу сказать, Геннадий Викторович, что вам бы философию преподавать, а не махать тут веником.
- Так чтоб ее преподавать, ее сперва постичь нужно, - старик усмехнулся в седые усы. – А где ж постигать, как не на улице, в самой гуще жизни, так сказать?
- А не долговато ли вы постигаете?
- Кто ищет, тому назначено блуждать, - многозначительно протянул дворник и снова вернулся к своей работе.
Семен Васильевич блаженно закурил. Кольца синеватого дыма почти вертикально взлетали в безветренное голубое небо и таяли где-то под окнами третьего этажа, листва шелестела, воробьи чирикали… откуда-то объявился младший Дубинин и подсел к Саше. Он действительно прогуливал занятия, при этом совершенно не опасаясь родительского гнева.
- Ну ты как? – Колька, как и вся его родня, говорить тихо не умел.
- Да нормально, - отозвался(лась) Саша. – только папку с рисунками в лужу уронили. Жалко… А так нормально.
- А я говорил тебе, нечего по ночам в одиночку ходить! – парнишка гневно тряхнул длинными темными патлами (Анатолий давно уже грозился пообрезать их к едрене фене пирочинным ножом, но всякий раз почему-то передумывал). - В следующий раз звони что ли, встретим. Дядька давно уже ищет повода этому Азику еще раз накостылять.
- Не надо никому костылять! И вообще ничего не надо. Как-нибудь без вас справлюсь.
- Угу, с твоим-то телосложением и воспитанием. Ты вообще хоть муху-то без слез прихлопнуть можешь?
- Я сейчас тебя прихлопну вот этим пеналом, - Саша раздраженно схватился(лась) за увесистую деревянную коробочку. – Чего вы все взялись меня опекать? Петровских детей, вон, лучше из школы встречайте!
- Да потому что докапываются эти отморозки не до петровских, а до тебя! Ты пойми, дубина, - это наш двор и мы не допустим, чтобы кого-то здесь донимала гопота.
- Вот от тебя про дубину особенно забавно слышать, - усмехнулось художественно одаренное создание.
Колька презрительно фыркунл:
- Подколка на уровне третьего класса! А тебе надо хотя бы в секцию походить что ли. В клубе как раз есть подходящая, поучишься драться…
Наглый жирный голубь уселся на самый край балкона по ту сторону перил и принялся деловито выковыривать что-то их трещины в бетоне. Бульбаш против голубей ничего не имел, кроме того, что они имели скверную привычку оставлять после себя неприятные белые пятна везде и всюду.
- Пшел вон!
Семен Васильевич раздраженно топнул ногой. Нахальная птица посмотрела на него осуждающе, но все же покорно убралась с чужой жилплощади. А с нижней стороны балконной плиты откололся очередной камешек и плюхнулся в клумбу.
- А что, так и молчат в конторе по поводу ремонта? – снова подал голос Геннадий.
- Молчат, мерзавцы! - Бульбаш сокрушенно развел руками. – Рука уже устала жалобы им писать.
- Так вы б с Данилюками поговорили, дядь Сем, - подал голос Колька. – У них тоже балкон аварийный. А дядь Данил учасковый как-никак, его должны послушать.
- Станет твой Данилюк с коммунальщиками скандалить! – дворник саркастически хмыкнул. – А вы, Семен Васильевич, не выходили бы пока на балкон, а то мало ли…
Бульбаш уже собирался было ответить, что рад бы, да не приучен курить в квартире, но тут соседнее окно с треском распахнулось и из него показалась всклокоченная голова Дарьи.
- Колька, мерзавец, ты почему не на занятиях! Я ж тебя сейчас…
Что там еще говорила разгневанная мамаша, сынок слушать не стал, живенько слиняв с лавочки в направлении гаражей. Семен Васильевич тем более не был настроен наблюдать за продолжением семейного скандала, который теперь рвался из окон, а потому быстро вернулся в комнату и закрыл за собой балконную дверь.
Теперь у него появилось новое важное занятие: написать очередное, двадцать четвертое заявление в жилконтору по поводу осыпающихся балконов

[Foxiney]

***
В ЖЭКе, куда Степан Васильевич явился со своим заявлением час спустя, бодрая старушенция в старомодном драповом пальто и беретике, помнящем еще Леонида Ильича, вдохновенно скандалила с тощеньким белобрысым парнишкой, посаженным начальственным папенькой разбирать бумаги. Вид у него был несчастный, почти как у похмельного Федора накануне рабочей смены.
- Да поймите вы уже, Любовь Тимофеевна, ремонт вашего подъезда в текущем году уже был проведен в строгом соответствии с графиком, - объяснял бедняга, судя по голосу, минимум в пятый раз. – Мы не виноваты, что у вас на лестничной клетке мальчишки жгут резину.
- И что мне теперь, ждать следующего ремонта?! – смело шла в атаку старуха. – Когда он там у вас по графику?
- Не ранее следующего года…
- Ха! И что мне теперь, до следующего года жить в свинарнике?! Нет уж, давайте, красьте по новой! Краска у вас есть, я в подсобке видела.
- Эта краска выделена на ремонт других подъездов…
- Сэкономьте! Вы ж умеете!
-… и вообще, все выделенные на эти цели средства в текущем году уже освоены. Ладно, сэкономим мы, а красить-то кто будет? Вы или ваша такса? Нет у нас денег даже чтобы бригаду нанять, нету!!!
- Ну вот в жисть не поверю, что твой папаша не наворовал достаточно, чтобы нанять пару таджиков! И вообще, чего это он все через тебя со мной говорит? Спрятался, да? Струсил? А ну зови его сюда!
- Любовь…
- Здравствуй, Леня. Здравствуйте, Любовь Тимофеевна.
Бульбаш, по опыту знавший, что разговоры скандальной пенсионерки с кем угодно, а тем более с коммунальщиками, сами собой быстро не заканчиваются, принял волевое решение вмешаться в процесс. Парнишка посмотрел на него с нескрываемой благодарностью.
- День добрый.
- Здравствуй, Семочка.
Старушка растянула по лицу улыбку очень доброй гадюки. Родная тетка покойного папаши принадлежала к числу тех родственников, которых Семен Васильевич предпочел бы вообще не знать, но деваться от нее было некуда – старая грымза жила в соседнем подъезде. Впрочем, тетушка отвечала ему совершеннейшей взаимностью, считая бизнесмена-Бульбаша жуликом и прощелыгой. Прежде всего потому, что у самой Любови Тимофеевны были дочь, зять, внук и всего одна комната, а у племянника – целых три комнаты и никакой семьи. Но по этой же причине ей приходилось поддерживать с бессовестным родственником более или менее дружеские отношения на случай, если совесть у него все-таки проснется… Ну или он вдруг скоропостижно скончается.
- Вы опять с заявлением? – широко улыбнулся Леня, думая только о том, как бы подольше удержать нового посетителя, ибо старушенция уходить не собралась.
- Да, вот, подписал у председателя ТСЖ… Я измерил – площадь разрушения составляет уже почти двадцать процентов, а уж трещины…
- Ой, а у вас тоже балкон рушится? – тут же снова оживилась пенсионерка.
Леня схватился за голову. Бульбаш скромно улыбнулся.
- Как и во всем доме, Любовь Тимофеевна.
- Вот! И про балконы я с твоим папашей тоже поговорю! – скрюченный старческий палец сурово уперся в обтянутую синей футболкой грудь. – Это ж безобразие! Скоро кирпичи людЯм на головы падать начнут. Ох, разберусь я еще с вами, ворюгами! Не покрасите мне подъезд до конца месяца, я на вас такую жалобу накатаю! Я вам и балконы припомню, и сосульки на козырьках, и снег, который вы прошлой зимой не чистили!..
Семен Васильевич удовлетворенно хмыкнул. Тетушка, конечно, была та еще грымза, но в деле борьбы с коммунальщиками – союзник просто незаменимый.

***
А вечером произошло непредвиденное и неприятное – не вернулся со своей обычной гаражной халтуры Федор Топоренко. Собственно, поначалу его исчезновение никого не удивило и не обеспокоило, Анатолий так вообще авторитетно заявил, что пропавший банально запил по случаю пятницы (хотя была совсем даже не пятница, но у Федора, - и об этом все знали, – они случались порой по семь раз на неделе). Впрочем, старшим Дубининым в тот вечер вообще было не до пропавших соседей – они в два голоса и четыре руки чихвостили собственных недорослей за прогулы и общее раздолбайство. Но когда и в час ночи пропавший не появился, братья подняли тревогу и в конце концов, прихватив с собой Кольку и Фильку, старшего сына Петровых Гришку, а заодно и Степана Васильевича, отправились на поиски. Как ни странно, именно Бульбаш, который и идти-то никуда не хотел, потому что до смерти боялся темноты, обнаружил пропавшего в одном из темных закоулков родного района.
Как выяснилось впоследствии, средний Топоренко получил «удар тяжелым тупым предметом в затылочную область» и еще пару пинков в бока, но никаких серьезных повреждений от этого не заимел. Братья в один голос уверяли, что причиной тому железное топоренковское здоровье. Дарья, хмыкнув, предположила, что пострадавший не пострадал большей частью оттого, что на момент нападения был в сосиску пьян. Но фельдшер вызванной скорой обе эти версии отмел начисто, авторитетно заявив, что от удара по голове Федора спасла ушанка, которую он носил несмотря на установившуюся теплую погоду, а потом нападавших просто кто-то спугнул. В итоге все обошлось даже без сотрясения – так, пара ушибов... Такой диагноз обрадовал всех, кроме самого ушибленного – он мало того что не давал права на вожделенный больничный, так еще и пить запретили целую неделю! И, что самое противное, старший непьющий брат Илья клятвенно обещал это дело проконтролировать, а уж это-то он умел!
- Вот ведь мерзавцы, законный отгул испортили! – сокрушался Федор, сидя на общей кухне и впервые в жизни запивая горе сладким чаем. – А ведь это из-за Сашки, точно вам говорю! Это ж мы с Борькой шум подняли, вот этот гад, видно, отомстить решил.
- Так значит, вы подозреваете кого-то из участников предыдущего нападения? – с профессиональным спокойствием поинтересовался выдернутый по такому случаю из постели Данилюк.
- Не подозреваю, а точно тебе говорю!
- Но пять минут назад вы утверждали, что не видели нападавшего.
- Так ясен хрен, не видел! Он же со спины напал.
- Тогда, может быть, вы заметили что-то еще, что заставило вас подозревать этого человека?
- Ядрена кочерыжка! Данилыч, ну ты чего как не наш человек! Даже заговорил, вон, по-книжному… Я ж тебе объясняю…
- Не «тебе», а «вам, товарищ капитан». Я, черт возьми, при исполнении, а не просто чаю попить зашел.
- Ха! При исполнении он, - усмехнулся сидящий рядом Борька. – Ты б на себя посмотрел: майка, треники, рожа заспанная… И только китель поверх для солидности.
- Знаете что, - Данилюк резко сунул свои бумаги в папку и решительно поднялся. - Не нравится мой вид, вызывайте дежурный наряд! И нехрен будить людей посреди ночи, у меня, между прочим, тоже законное время для сна.
- Дааань, ну прости ты их, балбесов, - несчастным тоном протянула Дарья, снимая с плиты новую порцию кипятка. – Они ж тебя как соседа знают, вот и не воспринимают как официальное лицо.
- Воспринимать-то не воспринимают, а помощи просят, - проворчал в ответ участковый, но все-таки сел обратно и снова раскрыл папку. – Так вы, гражданин Топоренко, на чем строите свои подозрения?
- Так а кого еще подозревать? Кому нахрен надо меня по башке бить, у меня и украсть-то нечего. А Азик этот давно на Дубининых зуб имеет, а теперь вот еще и на меня и на Борьку.
- Я это, конечно, запишу, но, сам понимаешь, обвинение на голых подозрениях не построишь, - пробормотал Данилюк, методично занося услышанное в протокол.
- Это почему же? – ахнула Дарья. – Всем ведь известно, кто у нас тут безобразничает.
- Ну, это само собой! Но к делу-то я что подошью? «Дарья Дубинина знает, что подозреваемый виновен»? А доказательства?
- А показания Саши?
Все удивленно повернули головы – это подал голос Анатолий, который на протяжении всего разбирательства демонстративно молчал, недовольно косясь то на Данилюка, то на сестру, то на Федора.
- А показаний Саши не будет, - по голосу участкового трудно было понять, на что он досадует больше: на разваливающееся дело, или на то что старый друг не хочет с ним разговаривать. – Орские забрали заявление.
- Нунихренажсебе!.. - Выдал на одном дыхании Илья Топоренко и со злости врезал кулаком по стене. Давняя производственная травма сделала его малоразговорчивым и несдержанным на эмоции.
- Это чего так? – поддержала Дарья.
- А вот так! Сказали, не стоит это дело таких хлопот – никто же не пострадал. Да и доказательная база там никакая, по этой самой причине.
- Ну так, видно, запугали Сашку, - в своем обычном категоричном тоне отрезал Дубинин. – Или Романыча.
- Да я сам об этом подумал. Но они решили по-другому, а давить на свидетелей я тоже права не имею.
- Не имеет он права! Будешь ждать, пока кого-нибудь всерьез порежут? Как тебя вообще взяли на эту работу с такой дурацкой привычкой вечно чего-то ждать?
Участковый, разом помрачнев, нагнулся к нему через стол и прошипел сквозь зубы:
- Послушай, Анатолий, я конечно все понимаю… но давай не будем мешать твои личные обиды с моей работой!
Те, кто был не в курсе личных обид Дубинина на Данилюка, заинтересованно уставились на них. Дарья горестно вздохнула. Анатолий злобно сверкнул глазами, но ничего не сказал.
- Ну вот и договорились, - удовлетворенно протянул участковый, возвращаясь к протоколу. – Так ты, Федор, объясни мне толком, за каким именно гаражом на тебя напали?..

- Да что ж вы бодаетесь-то как два барана! – сокрушенно протянула через полчаса Дарья, провожая Данилюка за дверь.
- А то сама не знаешь! – пробурчал тот в ответ, явно не желая развивать тему.
- Да ладно вам, взрослые же мужики… Ты заходи завтра днем. Толька на заводе будет, мальчишки в техникуме.
- Посмотрим… - И, возвысив голос, прокричал куда-то вглубь квартиры: - А ты, Анатолий, не вздумай сам в это дело лезть! Наломаешь дров, отвечать будешь вместе с Азиком!
Ответом ему стал тяжелый грохот могучего пролетарского кулака, обрушенного на хлипкую столешницу…

[Волчица Юлия]

Было-было у меня невысказанное подозрение. Но не стала озвучивать. Оказывается зряяя.

[Foxiney]

Одинокая Волчица (Юлия),
Да?о_О А я-то наивно полагала, что неузнаваема в этом исполнении...

[Волчица Юлия]

Foxiney, Ты более неузнаваема, чем в той заявке, где я тебя опознала. Но вот какое-то смутное ощущение, что тут торчат уши "гисборновского колхоза" все равно были.
Уж больно характерно наверное ты быт описываешь ))

[Foxiney]

Одинокая Волчица (Юлия),
Дэ? Ну, надо будет учесть на будущее.))

[Foxiney]

****
Утром, выйдя покурить на свой многострадальный балкон, Семен Васильевич заметил внизу целую делегацию в составе Фильки, Кольки и Дракона. Все трое сидели на лавочке (да-да, и пес тоже!) и напряженно кого-то ожидали. Глядя на младших Дубининых, Бульбаш в очередной раз удивился тому, как сыновья разных отцов, внешне совершенно непохожие друг на друга, могут при этом выглядеть именно братьями, в равной мере воплощая в себе характерные черты крепкой дубининской породы.
Семен Васильевич не любил лезть в чужие дела, но тонкие стены не оставляли никаких секретов, без искажений передавая любой разговор даже тем, кто и слушать не хотел. Поэтому все соседи знали, что за папашу белобрысого Фильки Дарья вышла совсем девчонкой, и причиной тому стал, собственно, сам Филька. Увы, молодой муж разбился на мотоцикле через полгода после свадьбы, едва дождавшись рождения сына. Со следующим своим принцем женщина прожила года три. Тот был вроде как неплох и вполне ее устраивал, хотя особых денег в семью не приносил, должного внимания детям не уделял и о свадьбе не заговаривал – за что и был в конце концов спущен Анатолием с лестницы, несмотря на отчаянные протесты сестры. Вроде как еще было у нее что-то с Данилюком, но тоже не сложилось – подробности вслух никто не озвучивал по причине близости Данилюка… Видимо в какой-то момент, уже не надеясь на здравый смысл родственницы, старший Дубинин решительно взял в свои руки и ее и мальчишек. Есть такая порода мужиков, довольно редкая по нынешним временам, у которых слово не бывает пустым, а любое дело доводится до конца. Такой если начнет строить дом, то возведет его своими руками от фундамента до кровли, если встанет к станку, то перевыполнит план и не допустит брака, если посадит дерево - то оно непременно будет плодоносить, а если уж решит воспитывать сыновей, - не важно, своих или чужих, - то вырастит их в строгом соответствии с собственными, от предков унаследованными представлениями о том, каким должен быть мужчина. Вот и в этих двоих, несмотря на свойственное молодежи с рабочих окраин раздолбайство, все же чувствовалась тугая дубининская жилка. Нечто необъяснимое, заложенное в самую основу, что должно было со временем превратить обоих в образ и подобие дядьки. Сам Анатолий этого не замечал, а Семен Васильевич видел прекрасно. Парней и называли все его фамилией, хотя в паспорте у каждого была вписана фамилия родного отца.
Словно в ответ на эти мысли снизу донеслось:
- Строгость отца — прекрасное лекарство: в нем больше сладкого, чем горького.
Фраза, судя по всему, относилась к разговору, который младшие Дубинины вели между собой. Удивительно тихо вели, к слову сказать – не иначе, Анатолий давеча помимо всего прочего сделал им внушение относительно шума во дворе.
- Опять вы со своими афигизмами, дядь Ген, - обиженно фыркнул Филька.
- Афоризмами, балбес! – менторским тоном поправил его брат.
Дракон оглушительно гавкнул в знак согласия.
- Утро доброе, Геннадий, - Семен Васильевич перегнулся через перила, чтоб избежать необходимости кричать. – Все философствуешь?
- Несу мудрость веков современным темным массам, о! – дворник многозначительно поднял указательный палец.
- Ты б лучше новости какие приносил, хорошие желательно. А то телевизор включать страшно: то взорвалось что-то, то утонуло, тут ограбили, там изнасиловали… Может хоть в подворотнях что-то доброе происходит?
- Доброе, говорите? – Геннадий задумчиво поскреб седой затылок грязной пятерней. – Кузнецова, из двадцать седьмой, родила вчера. Мальчик! Кузнецов обещал нонча по этому поводу проставиться. Федорчуки из семнадцатой собаку завели. Только видели б вы эту собаку, Семен Васильевич, - теперь он говорил, с трудом сдерживая смех. – У них же и без животины развернуться негде, а свекровь Вальке давно пригрозила, что за любого зверя крупнее хомяка с балкона ее скинет. Так Валька эту приволокла, как ее… Лысая такая, дрожит все время и в карман помещается.
Бульбаш улыбнулся, живо представив себе это создание неизвестной породы. От этих рассказов ни о чем, поведанных в характерной геннадиевой манере, настроение неизменно улучшалось.
- А на заводе сегодня журналистку ждут из «вечерки», - продолжал между тем дворник. - Я только что у проходной подметал, так охранники говорят, велено вести прямиком в кузнечный к Анатолию. Они уж и ставки делают, как скоро она оттуда сбежит и на какое ухо раньше оглохнет.
- Надо было еще поспорить, от чего именно оглохнет: от молота или от воплей начальника цеха, - Филька многозначительно подмигнул дворнику, мол, прими как совет.
Колька на шутку брата по-юношески безудержно расхохотался.
А потом дверь подъезда с треском распахнулась и во двор не вышел(шла), а буквально вырвался(лась) Саша. Как всегда в драных джинсах, тертой кожаной куртке, с учебниками в облепленной яркими значками сумке и без видимых вторичных половых признаков. Младшие Дубинины и Дракон разом снялись с лавочки и, окружив Сашу с трех сторон, двинулись в направлении школы. При этом все четверо одновременно пытались что-то сказать, так что из общей трескотни невозможно было выцепить ни единого слова.
Бульбаш, провожая их взглядом, снова улыбнулся. Он так и не мог понять, кого взяли под опеку Дашкины отпрыски: младшего товарища или барышню, но их поведение в любом случае заслуживало всяческого поощрения. Семен Васильевич даже мысленно пообещал себе сказать что-нибудь веское в защиту мальчишек, когда Анатолий в очередной раз возьмется их воспитывать.
- Геннадий, подойди-ка поближе, - махнул рукой беспокойный жилец, едва молодежь скрылась за рядами кособоких гаражей.
Дворник прекратил махать метлой и чуть приблизился, остановившись посреди клумбы, на не засаженном цветами пятачке.
- А ближе не пойду, уж извините. Мне еще пожить охота, а у вас балкон сыпется.
Бульбаш понимающе кивнул и, насколько это возможно перегнувшись через перила, спросил громким шепотом:
- Слушай… А Саша… Я не пойму, это мальчик или девочка?
Дворник посмотрел на него удивленно, покачал головой, хмыкнул в седые усы:
- Ну вы и вопросики задаете, Семен Васильевич.
И вернулся к прерванному делу.
…А между тем двор огласил стук каблучков по асфальту, и из арки на том конце дома павой выплыла та, кого Бульбаш уж и не надеялся когда-нибудь дождаться.

[Foxiney]

Анна Эдуардовна, видимо, тоже была чьей-то дочерью. Или любовницей. Иначе с чего бы это двадцатипятилетней девчонке доверили оценивать состояние жилого дома? Но выяснять подробности Семену Васильевичу было не с руки – гораздо важнее было исхитриться как-то внушить ей, что многострадальный балкон нуждается в срочном ремонте, причем не за счет владельца.
Инспекторша с умным видом осматривала спорный объект, аккуратно переступая высоченными шпильками (разуться при входе она и не подумала) по растресканному полу, а Бульбаш, наблюдая за ней с безопасного расстояния, в который уже раз дивился наглости чиновников, не стесняющихся назначать своих протеже на должности, где без профильного образования и многолетнего опыта, казалось бы, делать нечего. Впрочем, стоило сказать хотя бы спасибо за то, что она вообще пришла – это после двадцати с лишним заявлений! Семен Васильевич не обольщался мыслью, что вчерашнее, двадцать четвертое, пробудило наконец-таки покрытую трещинами и мхом не хуже того балкона чиновничью совесть. Скорее уж тетя Люба взяла в заложники Леню и поклялась не отпускать до тех пор, пока ее, а заодно и бульбашовские требования не будут выполнены.
Святая женщина! Надо бы зайти, проверить, покрасили ли ей подъезд.
- Ну, состояние балкона в общем и целом удовлетворительное, - вынесла, наконец, свой вердикт Анна Эдуардовна, - особых повреждений я не вижу…
- А вы внизу посмотрите, - посоветовал Семен Васильевич, – там, в клумбе, можно найти примерно десять процентов моего балкона. И если срочно не принять меры, на следующие год астры не вырастут, их просто засыплет бетонной крошкой!
- Ну так принимайте, - инспекторша равнодушно пожала плечами. – Я-то тут при чем?
С минуту несчастный жилец только хлопал глазами и несколько раз открывал и закрывал рот, от возмущения не в силах подобрать слова для ответа. У него вообще был немалый опыт общения с коммунальщиками, но ТАКОЙ наглости трудно было ожидать даже от родственницы (или любовницы) начальника ЖЭКа.
- Я, может быть, что-то путаю, - выдавил он наконец, стараясь говорить как можно спокойнее, - но, кажется, именно ваша компания обязалась обеспечивать содержание и обслуживание этого дома.
- Совершенно верно! – дама очаровательно улыбнулась. – Вы ничего не путаете. Мы выполняем взятые на себя обязательства в строгом соответствии с законодательством. А согласно Жилищному кодексу Российской Федерации балконы не включены в состав общего имущества собственников помещений в многоквартирном жилом доме, следовательно, находится в вашей частной собственности, а за ремонт помещений, находящихся в частной собственности, обслуживающая компания не несет ответственности.
- Но… А как же… Ведь балкон…
- У вас жилплощадь приватизирована?
- Да.
- Ну и все. Ваш балкон – ваша ответственность.
- Но ведь он может рухнуть кому-нибудь на голову!
Семен Васильевич наконец-то сумел сформулировать основную мысль и тут же решил для себя: если конторская фифа заявит, что и это его ответственность, он ответит ей что-нибудь в духе Анатолия.
Фифа, впрочем, ничего такого говорить не стала. Она снова, с видимой опаской, вышла на балкон, осторожно перегнулась через перила и потрясшей Бульбаша непосредственностью поинтересовалась:
- А что, у вас кто-то очень любит гулять по клумбе?
Семен Васильевич от удивления проглотил заготовленную гневную фразу. А чиновница, снова повернувшись к нему лицом, продолжила:
- Впрочем, если вы сумеете доказать, что балкон находится в аварийном состоянии и представляет опасность для прохожих, мы вам его срежем.
- Н-не надо мне балкон срезать!
- Ну, значит, ремонтируйте его сами.
- И как я по-вашему должен ремонтировать плиту, вмурованную в стену?! – все-таки взорвался Бульбаш и, припомнив вдруг нечто очень важное, добавил: - и я слышал, есть какое-то постановление, по которому балконные плиты относятся к общему! И вообще, это несущая конструкция! А за несущие конструкции вы отвечаете!
- А вы отвечаете за содержание принадлежащего вам имущества в исправном, безопасном и пригодном для эксплуатации состоянии, - отбилась Анна Эдуардовна. С высоты своих каблуков она нависала над низкорослым Бульбашом, как строгая училка над школьником. – А если вы считаете балкон общим имуществом, это, опять же, обязывает вас содержать его в надлежащем виде и использовать строго по назначению.
- Это как еж можно использовать не по назначению балкон шириной в полметра? – искренне удивился Семен Васильевич.
- Ну, например, огород развести.
Инспекторша тронула носком сапожка хиленький подсолнушек, протянувший головку к солнцу между прутьями балконного ограждения. Цветок, проросший из упавшей откуда-то с третьего этажа семечки, Семен Васильевич хотел выполоть еще весной, но пожалел, решив, что в узкой трещине растение все равно долго не протянет. Но растение оказалось неожиданно живучим, а дожди исправно полевали его все лето – подсолнух поднялся, расцвел, и вырывать его стало попросту жалко.
Бульбаш не знал, что ответить. Чиновница торжествовала.
- В общем, наведите тут порядок и, возможно, разрушение прекратиться. А если вдруг нет, то пишите заявление и… ааааай!
Тонюсенькая шпилька попала в одну из многочисленных выбоин между плитками старого кафеля, Анна Эдуардовна неловко вскинула руки и едва не сверзилась спиной вперед через перила. Семен Викторович, - и откуда только столько прыти взялось? – подхватил ее за талию и, не надеясь на то, что древняя балконная плита выдержит двоих, втащил в комнату.
С улицы послышался бодрый многоголосый ржач. Осторожно выглянув наружу, Бульбаш увидел внизу Азика и всю его банду в полном составе. Хулиганы сидели на ограждающем клумбу хлипком заборчике и грызли семки, бросая кожуру прямо на только что подметенный Геннадием асфальт. Узрев подобное безобразие, Семен Васильевич подумал было об участковом, но тут же отмел эту мысль. В середине дня Данилюк мог быть либо у при исполнении (а значит, отвлекаться на шпану, которая ничего преступного не делает кроме как мусорит, точно не стал бы), либо у Дарьи (и тогда беспокоить его было бы втройне невежливо).
В комнате Анна Эдуардовна с тоской осматривала сломанный каблук.
- Ну, теперь-то вы верите, что балкон надо срочно ремонтировать? – не без доли иронии поинтересовался Бульбаш, в кои-то веки глядя на нее сверху-вниз.
- Нет, - пробормотала все еще не пришедшая в себя девушка, я вижу, что его все-таки надо спиливать…

[Foxiney]

***
Теме каблуков в тот день суждено было всплыть еще раз. Вечером, когда вернулся Анатолий.
А вернулся он злым как черт и явно выпивши.
Дарья, подавая ему ужин, благодарила небо за то, что успела вовремя спровадить заглянувшего на чай Данилюка, мальчишки вообще боялись заглянуть на кухню и даже шумный Федор сидел в совей комнате на удивление тихо и носа не высовывал. И только Семен Викторович и молчаливый Илья рискнули остаться на кухне после прихода рассерженного соседа. Первый был слишком хлипок и мягкотел, чтобы чего-то опасаться, а второй вообще инвалид – на таких Дубинин злость срывать ни за что не стал бы.
Впрочем, Анатолий, как оказалось, в этот момент испытывал скорее потребность выговориться, нежели заорать, а тем более залепить кому-то в глаз. И собеседники ему попались самые подходящие.
- Ты меня прости, Илья, но по мне так за технику безопасности на заводе отвечать должен бы ты. Чтобы всякие… видели, что бывает, если правила не соблюдать. И посторонних на территории тоже чтобы ты встречал. А то какая зараза ни придет, вечно норовит то под стрелу влезть, то в работающий привод руку сунуть.
- Да можешь не извиняться, я ж понимаю, - Илья саркастически хмыкнул и потер ладонью уродливый шрам на лбу. Это было не его нарушение ТБТ, и оттого было еще обиднее, но он давно привык относиться к собственной травме с иронией. – На этот-то раз кто что учудил? Практиканты опять?
Дарья молча налила брату сто грамм. Вторую стопку, дабы родственничек не пил в одиночестве, поставила перед Бульбашом. Анатолий махом опрокинул свою порцию, заел ложкой борща и только тогда ответил:
- Практиканты, это полбеды. Мне сегодня пришлось полдня журналистку таскать по всей территории. Представляешь, прислали двадцатилетнюю пигалицу писать о запуске нового оборудования! А она ничего серьезней электрочайника и в глаза-то не видела.
- Ну, это в наше время не редкость, - робко вставил Семен Васильевич. – Молодежь вообще мало что знает о производстве.
- Вот поэтому мы и торгуем газом, вместо того чтобы готовую продукцию за границу отправлять... Но эта вообще дурная попалась. Проперлась на каблучищах, длиннее юбке. Это по нашему-то разбитому бетону ходить! Раза три ее ловил, пока от управления до литейки дотопали. И еще столько же, пока в кузнечный шли.
Бульбаш неопределенно хихикнул.
- Сегодня прямо какой-то день подворачивающихся каблуков. У меня тоже инспекторша из ЖЭКа чуть с балкона не свалилась.
Анатолий заинтересованно приподнял бровь.
- Если она еще и дура беспросветная, значит, ты меня понимаешь.
- Да нет, не дурра. Она просто… чиновница.
Дубинин невесело усмехнулся и протянул Дарье пустую стопку.
- А эта дурра! То «говорите громче, вас не слышно», то «чего вы кричите?», то вообще спросила, можно ли молот выключить, а то он ей с рабочими разговаривать мешает.
Илья хлопнул соседа по плечу и рассмеялся, Бульбаш, не совсем понимающие, о чем, собственно, речь, тоже хохотнул из вежливости.
- А потом, представляешь, - теперь Анатолий обращался прямо к Илье, - навернулась на своих каблучищах и чуть не рухнула под пресс.
Дарья замерла с бутылкой в руке. У Топоренко глаза расширились.
- Вотжежбляхамухачертбыпобралэтихбаб!.. Но, я так понял, жива-то осталась?
- Даже не поцарапалась, - усмехнулся Анатолий и опрокинул вторую рюмку. – И даже не испугалась по дурости своей. Только когда заметила, как на не весь цех пялится, тогда поняла что-то… А я из-за этой идиотки чуть не поседел.
Дубинин зачерпнул еще ложку борща. Дарья, забирая у него пустую стопку, кивнула на бутыль, мол, налить еще? Брат выставил вперед руку, давая понять, что не надо. И, хмыкнув, доверительно сообщил своим собеседникам:
- Вот никогда от нервов не пил! Ни когда сам руку сломал, ни когда родителя хоронил, ни даже когда зарплату не платили, и пацанов кормить было нечем. А тут из-за бабы…

[Foxiney]

Ну и новый отрывок

Саша Орская была не из тех художников, кого легко обидеть. Она вообще считала ниже своего достоинства обижаться на всяких там… ну что возьмешь с дегенераток, которые слушают Джастина Бибера, визжат от «Сумерек» и хвастаются друг перед другом новомодными розовыми телефончиками?! На таких и оглядываться-то глупо. Вот только сами дегенератки этого упорно не понимали и с завидным упорством старались все-таки обидеть художницу. Только девчонки, что характерно. С парнями было проще – те ее вообще не замечали. Ну, кроме Азика… И еще Дубининых, но с теми отдельная история.
Так вот, когда Сашу пытались обидеть, она обычно стойко игнорировала вражеские выпады, но когда обидеть старались очень уж упорно – художник в ней засыпал и просыпалась шпана с рабочих окраин. И кто не спрятался, тот сам был виноват. Хотя драться Саша никогда толком не умела, не любила, да к тому же подсознательно боялась ударить противника слишком сильно, иногда все-таки кого-нибудь травмировала. Чисто случайно. Из-за этого одноклассники считали ее припадочной, учителя – агрессивной, а отец был уверен, что дочь переживает тяжелую психологическую травму после смерти матери, поэтому подсознательно вымещает свои проблемы на окружающих. Саша действительно переживала, вот только к дракам это не имело ни малейшего отношения.
С чего началось вчерашнее побоище, она и сама не могла бы толком объяснить. Вот именно вчера та дура ничего такого особенно обидного не сказала, так только, пара мелких подначек. Но, видно, выпросила по совокупности, ибо даже маленькая капля порой способна переполнить самую большую чашу терпения. Саша ни ударить-то толком не успела, ни сама получить – кто ж виноват, что некоторые умственно отсталые еще и на ногах не держатся? Но исход определился как-то сам собой: приложившуюся лбом о парту обидчицу в медкабинет, Сашу к директору.
Галинушка была строга и сурова прям до невозможности. Ну еще бы, это ж третья драка с начала года! Правда, первая победная, в предыдущих двух Сашу побили. Но поскольку в каждой из трех она участвовала непосредственно, а противники каждый раз были разные, у директрисы естественным образом сложилось мнение, что кто чаще дерется, тот и виноват. В общем, головомойку от Галинушки Саша пережила, а вот головомойку от отца пережить еще только предстояло. Нет, порки или там урезания пайка можно было не опасаться – все-таки Дмитрий Романович был педагог, и излишне жесткие меры воспитания не одобрял. Но именно в силу специфики своей работы он умел быть го невозможности занудным. Даже зануднее, чем Галинушка: она-то всего лишь в школе работала, а папаша аж в колледже! И всякий раз, как он начинал воспитательный процесс, дочери думалось: лучше б уж выпорол. Как дядь Толик или дядь Егор.
Так что по началу Саша обрадовалась, поняв, что директриса до отца не дозвонилась. Но потом поняла, что хорошего в этом мало: не смогла в пятницу, значит, дозвонится в субботу, и тогда непрерывные лекции от родителя на все выходные обеспечены. А в понедельник он сходит в школу, выслушает полный доклад о ее правонарушениях, и начнет по-новой…
Саша со злости ткнула карандашом в листок, на котором битых полчаса пыталась набросать пару рассевшихся на карнизе голубей. Карандаш сломался, оставив на бумаге глубокую черную борозду, голуби заметили резкое движение и сочли за благо перелететь подальше. А в следующее мгновение вообще снялись и, тяжело взмахивая крыльями, поднялись на крышу, потому что снизу донесся бодрый окрик:
- Сашкааа, выходи!
Саша, закрыв альбом, выглянула через решетку балконного ограждения. Внизу, улыбаясь от уха до уха, стоял Колька и призывно махал рукой. Филька стоял чуть в стороне, чтобы не маячить под окнами, и вел себя солиднее: не кричал и не жестикулировал, но все равно с явным нетерпением смотрел вверх.
- Чего вам? – прокричала девушка в ответ, прикрывая альбомом против воли расползшуюся по лицу ответную улыбку.
Братья Дубинины ей нравились. Прежде всего тем, что не строили из себя не пойми что и вообще, не были такими придурками, как парни в ее школе. Хотя по ним, конечно, не скажешь – с виду те еще раздолбаи. К тому же, Саше они чем-то напоминали братьев Винчестеров, хоть на их счету и не числилось ни одного упокоенного привидения. «Импалы» 67-го года у них тоже не было, увы. Зато у Фильки был мотоцикл примерно того же возраста, и он, в точности как в сериале, очень не любил давать его брату. Тетя Даша с удовольствием запретила бы садиться за руль им обоим, но по счастью в этой семье командовала не она. Поэтому-то Колька и прыгал сейчас под Сашиным балконом, а Филька с этим самым мотоциклом жался к пожелтевшим кустам сирени у соседнего подъезда, чтобы не раздражать мать.
- Выходи! – радостно проорал Колька, выразительно указав на брата и технику.
Тут же соседнее окно на третьем этаже открылось, и в него высунулась встрепанная голова тети Светы, жены дядь Егора и Гришкиной матери.
- Чего орете опять? Для этого давно уже телефон изобрели!
- Между прочим, сейчас середина дня, орать можно! – с вызовом отозвался младший Дубинин.
- А совестью что, тоже можно не пользоваться? Люди в выходной отдохнуть хотят!
- Зря вы так на парня, Светлана Викторовна, - донеслось откуда-то снизу и Саша, выглянув через перила, заметила на балконе второго этажа Семена Васильевича. – Молодежь сейчас все больше за компьютерами сидит, из квартир вообще не вылезают. А эти, вон, на улице, как мы когда-то.
- Так это ж, понятно, благодаря кому. Если бы не…
- Так ты выходишь? – перекрикивая соседку, снова проорал Колька.
- Иду! – отозвалась Саша и, не тратя больше времени, вбежала в комнату. Мотоцикл и Дубинины были прекрасны сами по себе, но вдвойне радовала возможность улизнуть из дому, пока нет отца, и подольше не возвращаться.

Когда она выбежала из подъезда, петровское окно уже было закрыто, Бульбаш все так же курил на балконе, а Колька и Филька, забросив свою технику, обступили какую-то девушку в модном плащике и с тортом в руках. Пришелица была молода, симпатична, и в отличие от Саши откровенно женственна, - без всяких подчеркиваний, просто сама по себе, - так что девушку даже кольнуло на мгновение острой иголкой зависти.
- Так кого вы ищите, я не понял? – переспрашивал Филька, хотя по роже было видно: все он прекрасно понял.
- Анатолия Дубинина, - смущенно отозвалась гостья. – Мне на заводе сказали, он где-то здесь живет. Только я запуталась, дом 8 или 8а.
- А по какому вопросу он вам понадобился? – тоном бдительной сторожихи подключился Колька.
- Я по делу… Я у него интервью брала вчера на заводе… Так вы скажите, это тот дом или не тот?
Братья переглянулись и синхронно хихикнули. Потом заметили Сашу и Филька, разом прекратив дурачиться, заявил:
- Знаю, он рассказывал. Вы точно уверены, что хотите его видеть?
Несчастная гостья покраснела до корней волос.
- А вы его родственник? Он, наверное, очень злился, да?
- Не то слово! – заверил Колька.
- И все-таки мне надо с ним поговорить! – решительно объявила журналистка таким тоном, словно собиралась наведаться в берлогу к медведю.
- Тогда пойдемте, - Филька распахнул перед новоявленной самоубийцей дверь подъезда. – А вы подождите меня. И мотоцикл не смей трогать!
Колька самым честным взглядом заверил, что и не посмеет. Однако же, как только брат и пришелица скрылись в подъезде, дернул Сашу за руку:
- Пойдем! Сгоняем до бульбашовского ларька – и в парк!
Саша радостно кивнула и покорно побежала следом.

[Рысявка]

Foxiney, лет ми лав ю полностью! ХD нежно люблю этот текст!!!

[Foxiney]

Ахтунг! матерно!

***
Семен Васильевич не любил лезть вне в свои дела, но на этот раз не удержался – уж больно любопытно было после давешних откровений Анатолия посмотреть, чем закончится вторая его встреча с журналисткой. Как оказалось, любопытно было не ему одному – в коридоре уже грели уши Топоренки в полном составе, причем все трое старались держаться так, чтобы их не было видно из кухни. Заметив Бульбаша, Илья понимающе подмигнул ему и посторонился. Тот благодарно кивнул и с видом человека, который имеет право, и хоть трава не расти, обогнул застывшего в у двери Фильку и протиснулся в кухню.
Ему открылась, что называется, картина маслом:
Журналисточка сидела за столом, нервно теребя ремешок своей сумочки, и отчаянно краснела, за ее спиной с видом величайшего беспокойства высилась Дарья. Анатолий, которого сестра, судя по всему, заманила сюда хитростью, мрачным утесом высился на полпути от двери к столу и сверлил обеих гневным взглядом. Некстати объявившегося соседа никто из них не счел нужным заметить, и тот, бочком протиснувшись мимо Дубинина, демонстративно углубился в изучение недр своего холодильника.
- …Но я всего лишь извиниться хотела! – продолжался за его спиной разговор.
- Нужны мне ваши извинения, как нашему правительству народ! – гремел в ответ Анатолий.
- Ну зачем вы так! – девушка уже чуть не плакала. – Я же не хотела доставить вам проблем, я же…
- А я не хотел вас видеть! И, кажется, сказал об этом еще вчера.
Семен Васильевич вытащил из холодильника масло и, развернувшись лицом к сцене, принялся невозмутимо намазывать бутерброд.
Журналистка выглядела донельзя растерянной.
- А… а как же статья?
- Про статью с начальником пресс-службы поговорите! Или, вон, с Данилюком, он как раз тут рядом живет.
- Толик… - вступилась было Дарья, но ее тут же грубо осекли.
- Молчи, женщина! Я…
- Анатолий Трофимович! – гостья, набравшись решимости, поднялась с табуретки и посмотрела ему прямо в глаза. – Я понимаю, что вы обо мне думаете после вчерашнего, но все таки…
- Эх, сказал бы я, что о тебе думаю!
Дубинин и собирался сказать. Но, видно, не нашел для этого приличных слов, поэтому просто махнул рукой, развернулся и сделал два больших шага к выходу.
- Сучка ебанутая! – полетело ему в спину.
Анатолий замер, перегородив собою дверной проем. Дарья удивленно захлопала глазами, у Фильки лицо выделилось.
- Точно жопой думала, когда готовилась, - продолжала вещать журналистка. – Трудно, блядь, было малолетней распиздяйке хотя бы узнать заранее, что за херню там поставили, о которой ей писать в ее долбанную гадету! Заебала вконец дурными вопросами, коза тупорылая. А еще приперлась на своих хреновых копытах, как на панель. Я ее, идиотку, рискуя жизнью чуть не из под молота выхватил, а ей в падлу было даже «спасибо» сказать. Это ж тупое уебище не понимает, что за ее кривые ходули и тупую башку сопровождающий огреб бы пиздюлей по закону и по совести.
Кухня застыла в стоп-кадре, и только за дверью Федор довольно хмыкнул:
- Наш человек!
- …Уебать бы тебя чем-нибудь тяжелым, так ты ж, блядь, баба! Так что иди просто на хер со своими извинениями! – девушка осеклась и, резко сбавив обороты, уже совершенно другим тоном добавила: - Это вы хотели мне сказать.
Анатолий очень медленно повернулся. И после полуминутной паузы очень спокойно ответил:
- Почти… Только я бы, наверное, выразился помягче…
Девушка, у которой весь боевой пыл закончился вместе с тирадой, покраснела еще гуще прежнего и робко выдавила:
- Ну… я ж филфак заканчивала… Я вообще-то не люблю ругаться. Но русский язык хорошо знаю.
- Поучите меня как-нибудь? – хмыкнул Филька, за что тут же получил от дяди увесистый подзатыльник.
- Еще чего не хватало! Высшее образование сначала получи.
Теперь Дубинин смотрел на журналистку с интересом и даже с некоторым уважением. Та под его взглядом все ниже опускала голову. Оба молчали.
Затянувшуюся неловкую паузу прервал нарочито-бодрый голос Дарьи:
- Ну что, давайте пить чай!
Анатолий наконец-то оторвал взгляд от окончательно зажавшейся в своем смущении гостьи и подмигнул сестре:
- Наливай!

Семен Васильевич с минуту сомневался, уместно ли будет остаться на чай, или же стоит проявить вежливость. Любопытство победило, тем более что принесенный журналисткой тортик выглядел таким аппетитным и одновременно таким маленьким… Бульбаш, порывшись в холодильнике, присовокупил к нему коробку конфет. Дубинин тем временем послал Фильку за старшим Данилюком, и тот явился с бутылкой коньяка. Милейший он был человек, Виктор Данилович! Один из лучших инженеров завода, душа любой компании, по-житейски мудрый и просто очень приятный сосед. Он никогда не приходил в гости без коньяка и никогда ни с кем не ссорился – даже с Дубининым, несмотря на холодную войну, которую тот в последнее время вел с его братом.
Говорили сначала о какой-то страшной машине, которую на прошлой неделе под руководством Виктора Даниловича установили в кузнечнопрессовом цеху, потом что-то о продукции и о работе завода в целом. Коньяк начисто уничтожил дубининскую злость и танечкино (так, как выяснилось, звали журналистку) смущение и развязал всем языки. Мужчины увлеченно разъясняли девушке какие-то технические вопросы, та кивала, записывал в блокнотик и, кажется, понимала. Дарья и Бульбаш время от времени вставляли свое веское слово, Филька пытался шутить, но получалось не очень. Потом разговор как-то сам собой пошел «за жизнь». Танечка вежливо удивилась тому, что на заре 21-го века люди все еще живут в коммуналках, да еще и с довоенной мебелью. Ей вкратце рассказали про взрыв, расселения и так до сих пор и не выплаченные компенсации. Журналистка возмутилась в высказала идею написать об этой проблеме статью или, если получится, очерк. Анатолий с искренним удивлением поинтересовался:
- А что, очерки разве еще где-то печатают
Танечка ответила совершенно ему в тон:
- А вы что, читаете очерки?
И, запоздало осознав бестактную двусмысленность такого вопроса, затараторила что-то о Гиляровском и Короленко, и о том, что замечательный жанр к сожалению, вымирает. Семен Васильевич что-то такое смутно припоминал из школьного курса литературы, но этого было явно недостаточно, чтобы поддержать разговор. А вот Дубинину названные фамилии оказались знакомы, и разговор пошел по новому витку.
Расставались все довольные жизнью и друг другом. И только Филька был зол и раздражен – как оказалось, пока он любовался разборками дяди с «кривоногой козой», брат и Саша уехали на его мотоцикле.

[Рысявка]

Foxiney, Никак не могу пронзить Танечку Филфак такой филфак)))

а можно мелкую блошку?

Топоренки в полном составе

Фамилии на "ко" не изменяются

[Foxiney]

Рысявка,
Тенечка - условно-приблизительно Тауриэль. Ну или любая другая абстрактная эльфа, с учетом того, что о ней нам ничего не известно.))

По правилам русского литературного - не склоняются, а в разговорной речи очень даже. В данном случае стилистика текста, мне кажется, позволяет подобные допущения.))

[Рысявка]

в разговорной речи очень даже. В данном случае стилистика текста, мне кажется, позволяет подобные допущения.))

Просто у меня у самой белорусская фамилия из той же серии, на "ко" (кстати, поэтому за выбор фамилии я прям рада!). И когда её пытаются склонять - это боль! ХD Но раз авторское - ну что ж..)

[Bokuto-san]

автор, можно я вас обниму?
Это так прекрасно *_*

[Foxiney]

Рысявка,
Пончтно У меня вся родня по маминой линии на -ко, так они свои фамилии склоняют как угодно, и не комплексуют.))

Ksiezycowy,
Да пожалуйста!
Хотя оно того не стоит на самом деле...

[Bokuto-san]

Foxiney, оно стоит на самом деле, очень стоит. *обнял автора*
Такая штука у вас замечательная вышла.
Вы только продолжайте до хоть какого-нибудь конца.
Оно, правда, чудесно.

[Foxiney]

Холминский парк на самом деле только назывался парком, но этого гордого звания не оправдывал уже лет двадцать. Так просто, кусок территории на рабочих окраинах, как попало заросший неухоженными деревьями. О славном прошлом теперь напоминали разве что асфальтовая крошка на вдрызг разбитых дорожках, прогнившая от дождей эстрада да ржавые останки единственной карусели. Ни единого фонаря на аллеях не уцелело, и приличные люди после заката старались сюда не соваться. Зато гаишники сюда не заглядывали даже днем. Именно поэтому это место так любил Колька, которому иногда все-таки удавалось урвать мотоцикл, а вот прав не было и не предвиделось. Старенький «Урал» подпрыгивал на колдобинах, Саша возбужденно повизгивала, обеими руками вцепившись в Колькин ремень, младший же Дубинин упивался произведенным эффектом и собственной крутизной. Под ним был стальной конь, за спиной девушка, у нее на коленях – полторашка пива, купленная в бульбашовском ларьке. И не важно, что за первое вечером влетит от Фильки, за второе – от Орского, а третье непременно унюхает мать и будет до утра полоскать мозги. Погода стояла замечательная, жизнь была прекрасна.
- Притормози-ка. – Саша дернула за ремень, будто поводья натянула.
Колька послушно придержал коня.
- Что такое?
- Смотри?
Дубинин осадил коня и обернулся туда, куда указывала его спутница. Зрелище ему представилось более чем занятное: в стороне от тропинки, на пожелтевшей по случаю осени и замусоренной как обычно лужайке яркими пятнами выделялись Гришка Петров и Леня Лесин из жилконторы. Каждый из них сам по себе был, в общем-то, ничем не примечателен: ну, подумаешь, обычный одинyадцатиклассник из небогатой пролетарской семьи и обычный избалованный сынок мелкого чиновника. Но вдвоем… Не то чтобы прям что-то из ряда вон, но посмотреть определенно стоит! Во-первых потому, что представить двух столь непохожих молодых людей рядом вообще до крайности сложно. Во-вторых, не каждый день на рабочих быдло-окраинах узришь пару средневековых рыцарей. Или что они там из себя изображали?
Оба были облечены в полотняные рубашки, словно бы спертые из костюмерной какого-то фильма, оба взмылены, у обоих глаза горели. Длинный и тощий Ленька наступал на младшего Петрова, размахивая сразу двумя чуть изогнутыми мечами, невысокий коренастый Гришка весьма проворно, но не слишком уверенно отбивался странной формы топором на длинной рукояти. То и другое, конечно же, настоящим не было, но зрелище все равно впечатляло.
- Придурки, - фыркнул Колька, старательно изображая презрение.
Саша пожала плечами:
- У каждого свои тараканы… Ну ведь интересно же!
Было действительно интересно. Но не для того Колька с риском для здоровья стырил у брата мотоцикл и потратил последние гроши на пиво. Собственно, и огребать от Фильки он готовился отнюдь не только и не столько за угон. Хотя, конечно, вслух опять ничего не будет сказано, но и так ведь все понятно.
Узнай Саша, какие страсти разыгрываются вокруг ее персоны, сильно удивилась бы. И, пожалуй, назвала бы обои придурками… Но барышня по счастью пребывала в блаженном неведении, и это оставляло каждому из братьев определенный шанс. Старшему, правда, чуть более весомый: все-таки мотоцикл принадлежал ему. Но младщий уже твердо решил брать наглостью и скоростью.

[Bokuto-san]

ЙЕЕЕЕЕЕ!!!!!!
*носится по потолку*
Оно прекрасно *______*

[Foxiney]

Ksiezycowy,
далаааадна!

[Bokuto-san]

Foxiney, да, серьезно!
Я вообще с нетерпением жду братских разборок на эту тему. Прямо подпрыгиваю в нетерпении.
Разгребусь с зачетами, начну подкладывать тебе в комментарии свою псевдохудожественную мазню

[Foxiney]

Дома 8 и 8а по Холмовой улице разделяли ворота. Или соединяли – это как посмотреть. Обычные такие решетчатые с коваными звездочками и колосками ворота между двух облупившихся колонн времен сталинского неоклассицизма, какие лет восемьдесят назад запирали добрую половину дворов. Запирали чисто условно, надо заметить: и в самом деле, зачем нужны ворота, если во двор легко можно войти, просто обогнув дом? Не удивительно, что через каких-то два десятка лет после постройки это и другие подобные сооружения были объявлены аритектурным излишеством и примерно тогда же заперты на веки вечные. Во всяком случае, ворота между домами 8 и 8а никто не видел открытыми с 54-го года, когда на пенсию вышел последний до Геннадия «старорежимный» дворник. Поговаривали, правда, что ключ до сих пор хранится где-то в недрах дворницкой. Даже принимались порой ворчать, что надо бы найти его и использовать по назначению, потому как сколько ж можно порядочным людям ходить домой вкруголя?! Но разговоры сами собой стихали, и никто ничего не открывал. А дворовая молодежь с легкой руки Лени Лесина давно уже прозвала эти ворота Эреборскими: потому что, во-первых, найти скважину в насквозь проржавевшем замке представлялось возможным разве что при помощи магии, а во-вторых, чтобы ею воспользоваться, пришлось бы сначала выпросить ключ у мудрого седобородого старца.
Азик, впрочем, ничего этого не знал и знать не хотел. Для него было гораздо важнее, что торцевые стены обоих домов не имеют окон, а крона растущего на углу раскидистого вяза еще и затеняет часть двора от света единственного фонаря, превращая закуток между стенами, воротами и деревом в самую настоящую темную подворотню, какие пользовались особой популярностью у гопарей и хулиганов во все времена. Там и засел он вместе с четырьмя специально подтянутыми приятелями в ожидании реванша. Младшему Дубинину и его пассии так или иначе пришлось бы возвращаться в свой 8-й в обход 8-го а, то есть через двор, через затененный участок, мимо этой самой подворотни. А впятером можно без лишнего шума и девчонку схватить и заткнуть, и обидчика отпинать, и слинять потом через те же ворота, чтобы не светиться во дворе.
Увы в тот вечер удача оказалась на стороне законопослушных граждан. Едва стемнело настолько, чтобы превратить площадку под фонарем в единственное пятно света, а тень от дерева – в сгусток непроглядной темноты, и Азик уже начал было потирать кулаки в предчувствии приближения своей жертвы, как где-то в стороне раздался стук открываемой подъездной двери и голоса, а спустя еще пару минут из дворового сумрака в освещенное фонарем пятно вступили двое.
- Ты позырь, чувак, Дубина с телкой! – вполголоса восхитился кто-то из приятелей.
Азик, молча двинул ему локтем, давая понять, что лучше бы заткнуться: с этим типом он уже встречался, и повторять не хотелось. По крайней мере, на свету и при свидетелях, а они, судя по голосам, в количестве толпились сейчас у подъезда.
- Я же сказала, что не надо меня провожать. – Внушала между тем ни о чем не подозревающая дамочка своему столь же неосведомленному спутнику. – Тут же совсем недалеко до остановки и фонари горят.
- Я не спрашивал, провожать тебя или нет, - осек ее Дубинин, - я просто тебя провожаю.
- Да мне как-то неловко…
- Не знаю, как там у вас в центре, а у нас тут неловко, это когда девушка ночью одна идет.
- А вы, значит, решили защитить меня от темноты? Или от местных маргиналов? – Коньяк все еще действовал, добавляя легкости разговору. Собственная смелость изрядно смущала, но язык Таня сейчас контролировала слабо.
Куда более трезвый Анатолий прекрасно это видел. И почему-то находил весьма забавным.
- Для начала от дыр в асфальте, - усмехнулся он в ответ. – А то ж ведь опять упадешь где-нибудь.
Девушка покраснела.
- Я, наверное, долго еще буду у вас прощения просить.
- Не стоит. За вчерашнее ты уже сама себя обругала, а на сегодня я подписался проследить за тем, чтобы ты не переломала ноги.
Девушка остановилась у самой границы светового пятна и, чуть обернувшись, очень внимательно посмотрела на спутника.
- Скажите, а вы всегда такой?
- Какой?
Она на мгновение задумалась.
- Ответственный.
Дубинин скептически хмыкнул.
- Только когда рядом кто-то ведет себя безответственно.
- То есть всегда?
- Завязывали бы вы со спиртным, Татьяна Сергеевна…

[Bokuto-san]

Это ты перед отъездом на Уралкон радуешь нас, простых смертных? :3

[Foxiney]

Ну да.)) надо ж вам что-то оставить на выходные.

[Foxiney]

Пропущенный кусочек:


… Они навернули еще несколько кругов по парку, не встретив никого, кроме местного бомжа по прозвищу Голый, как обычно собиравшего вдоль дорожек пустые бутылки. Потом свернули на лужайку и, бросив мотоцикл в кустах, расположились на березовом стволе, поваленном прошлогодней бурей да так до сих пор и валявшемся здесь как единственная альтернатива порушенным лавочкам. Достали пиво. Саша после недолгих уговоров поведала о драке и об угрозе Галинушки. Колька в ответ посетовал на фамильные принципы, не позволяющие бить девчонок, и еще раз предложил ей записаться в секцию самбо и лично накостылять обидчице.
Саша только отмахнулась:
- Еще не хватало! Мне в этом дурдоме год мучиться осталось, потом уйду. – И усмехнувшись, добавила: - Тем более, папаша говорит, что это все от зависти.
- Конечно! – тут же подхватил Колька. – Хотя накостылять все равно надо.
Девушка с минуту молчала, потом спросила очень серьезно:
- А чему тут завидовать? Вот если честно?
Дубинин тоже выдержал паузу, прежде чем ответить.
- Ну, во-первых, ты красивая.
Саша презрительно фыркнула, внимательно разглядывая дырки на своих коленках.
- Правда-правда! Ну сама подумай: кто еще может так очешуительно выглядеть в таком трэшаке?!
- Да ну тебя в пень!
- Я серьезно!.. Во-вторых, ты клево рисуешь.
- Да ладно.
- Я видел филькин портрет, реально клево! Ну и в-третьих…
- Что в-третьих?
Колька очень натурально изобразил смущение.
- Ну, в-третьих та курица мне весь прошлый год глазки строила. А пиво я тут пью с тобой.
Саша посмотрела внимательно в его сепьезные-пресерьезные глаза и прыснула, уткнувшись лицом в колени.
- Да уж, от скромности ты не умрешь.
- Ну а смысл?
Вообще-то Колька как раз умирал сейчас от скромности. Просто дурачиться и выпендриваться было намного проще чем, например, пригласить девушку в кино. Или хотя бы просто взять за руку.
- Кстати, а мой портрет ты нарисуешь? В короне?
- Обязательно, только… черт!
Дубинин проследил за ее взглядом и тоже выругался, только куда как крепче. С дальнего конца лужайки к ним неспешно приближались двое, и это были именно те, с кем меньше всего хотелось встречаться.
- Коль, пойдем отсюда! – Саша, быстро поднявшись, потянула парня за руку.
Колька поддался было, но тут же шагнул обратно. Вся его дубининская натура решительно протестовала против бегства, каким бы разумным оно ни было в сложившейся ситуации. К тому же, наступавшие как раз поравнялись с кустами, где был спрятан филькин «Урал», а отступать, бросив технику, - это совсем уж ни в какие ворота! Тем более свои же расстреляют.
- Коль, ну ты чего завис? Пойдем. Не хватало еще с Азиком связываться!
- Вообще-то это он со мной связывается.
- Коль, их двое!
- Не, Азик, ну ты позырь: Дубина с телкой! – раздалось совсем рядом. – Я-то думал, они с братом друг другу того… за бабу!
Колька весь напрягся, но промолчал, демонстративно глядя куда угодно, только не на приближающуюся парочку. Саша оценила на глазок расстояние, и поняла, что отступать поздно…

Азик, по паспорту Азамат, вопреки собственному имени и характерной внешности ни к каким этническим группировкам не принадлежал, и даже «понаехавшим тут» не был. Отец его, пока был жив, работал все на том же заводе. И мать тоже, пока не спилась. Да и бабка, на чьем попечении остался будущий кошмар холминских подворотен, когда-то уходила на пенсию с того же предприятия. Увы, растраченное в соцсоревнованиях здоровье отвлекало на себя большую часть ее сил и времени, поэтому воспитанием внука занималась большей частью улица. Школа тоже пыталась одно время внести свой вклад, но в положенный срок радостно вручила неисправимому хулигану аттестат с одними тройками и с чистой совестью умыла руки. Так и болтался с тех пор Азик по дворам и переулкам, попивая пивко, щелкая семки, устраивая со скуки конфликты районного масштаба, да время от времени пополняя вечно пустой карман за счет случайных прохожих. В последнем ему до последнего времени изрядно везло: закон в лице младшего Данилюка был бдителен, но отнюдь не вездесущ, а обобранные граждане на удивление благоразумны. Да и сейчас все было бы просто чудесно, если бы не тот случай с ларечником и Дубиниными.
Сломанная рука давно зажила, а вот злость осталась. А с ней и твердая решимость отловить обидчиков по одному и отплатить за все страдания как полагается. Но те как назло не спешили появляться в одиночку в малолюдных местах, а связываться с ними в открытую Азик не рисковал. И вдруг такой подарок судьбы: сумерки, заброшенный парк, и мелкий Дубинин в компании девчонки, а у самого рядом старый надежный приятель Жека-Гвоздь.
- Не, ну ты посмотри какая наглость! – Азик с непередаваемым возмущением указал Гвоздю на парочку на лужайке. – В моем парке, с моей же телкой… Дубина, ты че, офонарел?!
Колька смерил его подчеркнуто тоскливым взглядом и лениво отмахнулся:
- Шел бы ты на хрен, а? Надоел уже!
Но Сашу все-таки задвинул себе за спину.
Самопровозглашенные хозяева Холминского приблизились почти вплотную. Небрежно отброшенная ногой бутылка опрокинулась, поливая жухлую траву остатками пива. Дубинин быстро покосился на нее и тут же поднял глаза, чтоб чего доброго не пропустить первый удар. Связываться с двумя гопами, каждый из которых был старше и сильнее его, не хотелось до дрожи, но бежать или хотя бы как-то попытаться замять дело миром в присутствии Саши он не мог себе позволить. Оставалось изо всех сил делать рожу кирпичом, чтоб, даже если ее и набьют, хотя бы видимость мужества сохранить. Радовало только, что хоть мотоцикл надежно спрятан в кустах и за него можно не опасаться.
- Нет, ну какая борзота, а! – все возмущался Азик, продолжая наступать. – Этот урод меня еще и на хрен посылает.
- Я так полагаю, Дубина, тебе стоит извиниться, - с умным видом подхватил Гвоздь, заходя сбоку. – А то ведь он обидится, имеет полное право!
- Ну чего вам опять надо?! – возмущенно пискнула за плечом своего защитника Саша.
Азик презрительно скривился, переключая внимание на нее.
- А ты, значит, та еще шалава: то со старшим, то с младшим… И что, одна дубина от другой чем-то отличается?
- Завали хавальник! – раздраженно прошипел Колька, давя в себе желание посмотреть на девушку. Про нее и брата он слышал впервые, но оглянуться сейчас было бы верхом глупости. Равно как и поддаться на провокации Азика.
Удручало только молчание Саши.
- А тебе так не дала, - посочувствовал другу Гвоздь.
- Ничего, успеет еще исправиться. Эй, Дубина, а вы с братом как, вместе ее пользуете или по очереди?
Младший Дубинин раздраженно сжал кулаки. Девушка, вцепившись ему в плечо, потянула назад.
- Коль, пойдем отсюда! Не связывайся.
- Вот тут она права! – немедля подхватил Азик. – Лучше извинись по-хорошему и вали отсюда. А ты, красавица, иди сюда. Поцелуй меня, и я все прощу.
…Препирательства быстро перерастали в обмен оскорблениями, лексика все больше утрачивала связь с русским литературным, кулаки сжимались все крепче. А этот балбес так и стоял столбом, хоть и понимал прекрасно, к чему все идет! Саша, давно привыкшая не слышать оскорблений, еще раз попыталась утянуть спутника с лужайки и снова не вышло. Через минуту они с Азиком уже едва ли не нос-в-нос уперлись, и девушка так и не поняла, кто же ударил первым. Кажется, все-таки Колька, после очередного выпада в ее адрес. Тут же сбоку на нее метнулся Гвоздь, и почти в то же мгновение пришедшая в голову спасительная мысль толкнула в спину: Саша чудом вывернулась буквально из-под руки нападавшего и со всех ног бросилась прямиком через кусты, ломая ветки и перепрыгивая коряги. Гвоздь ломанулся было следом, но кореш и вожак остановил его резким окриком: для него сейчас важнее было отпинать давнего врага, чем догнать девчонку, которая в сущности и интересна-то ему только в приложении к младшим Дубининым.

[Foxiney]

Если бы Азик знал, что на соседней поляне тренируется пара давно истосковавшихся по драке толкиенистов-истфешников, он бы, конечно, не отнесся к бегству Саши столь легкомысленно. Если бы он знал, как похоже в сумерках текстолитовое оружие на боевое, он бы, не дрогнув, встретил врага первым подвернувшимся булыжником. Если бы он знал хоть что-то о языках народов Средиземья, дикие вопли нападавших не поколебали бы его боевого духа. Да даже если бы он просто успел понять, что из кустов на него несется не сбежавший из психушки маньяк, а всего лишь малохольный Ленька из жилконторы, пропустивший по здоровью все четыре полигонки сезона и от того дико злой, но ничуть не более сильный – все могло бы обернуться иначе.
Но он ничего этого не знал. Потому и пришел в полное замешательство, когда в самый разгар операции «подпорти врагу здоровье» на него вылетели двое сумасшедших, размахивая мечами и топором, выглядевшими в полумраке более чем реалистично…
- Ты как? – Ленька протянул Дубинину руку, провожая взглядом удирающих в кусты гопарей. Гришка все еще гнался за ними, вопя что-то на кхуздуле и потрясая секирой. С его стороны это выглядело смешно, со стороны преследуемых, должно быть, дико и страшно.
Колька благодарно кивнул, хватаясь за протянутую ладонь. Поднялся, вытер рукавом разбитую губу.
- Штаны порвал… А так нормально.
- И чего ты с ними вообще связался?
- А потому что дурак! - любезно пояснила Саша, протягивая пострадавшему носовой платок. – Нет чтоб уйти сразу.
Дубинин покосился на нее неодобрительно.
- Да хрена с два я побегу!
- Так тебя и прибьют когда-нибудь.
- Вот это точно, - подтвердил подошедший Гришка. – Тебя до дому проводить?
- Сам доберусь, - раздраженно пробурчал Колька, передернув плечами, одно из которых изрядно ныло. И, помолчав, добавил: - спасибо!
- Зови, если что, - хмыкнул младший Петров, которому легкая и безоговорочная победа определенно добавила очков к самомнению. И, обернувшись к своему приятелю, отсалютовал топором: - барук казад!
- Абанамат! – торжествующи усмехнулся в ответ Ленька, и они ударили по рукам.
Колька и Саша переглянулись, но промолчали.

***
Дома 8 и 8а по Холмовой улице разделяли ворота. Или соединяли – это как посмотреть. Обычные такие решетчатые с коваными звездочками и колосками ворота между двух облупившихся колонн времен сталинского неоклассицизма, какие лет восемьдесят назад запирали добрую половину дворов. Запирали чисто условно, надо заметить: и в самом деле, зачем нужны ворота, если во двор легко можно войти, просто обогнув дом? Не удивительно, что через каких-то два десятка лет после постройки это и другие подобные сооружения были объявлены аритектурным излишеством и примерно тогда же заперты на веки вечные. Во всяком случае, ворота между домами 8 и 8а никто не видел открытыми с 54-го года, когда на пенсию вышел последний до Геннадия «старорежимный» дворник. Поговаривали, правда, что ключ до сих пор хранится где-то в недрах дворницкой. Даже принимались порой ворчать, что надо бы найти его и использовать по назначению, потому как сколько ж можно порядочным людям ходить домой вкруголя?! Но разговоры сами собой стихали, и никто ничего не открывал. А дворовая молодежь с легкой руки Лени Лесина давно уже прозвала эти ворота Эреборскими: потому что, во-первых, найти скважину в насквозь проржавевшем замке представлялось возможным разве что при помощи магии, а во-вторых, чтобы ею воспользоваться, пришлось бы сначала выпросить ключ у мудрого седобородого старца.
Азик, впрочем, ничего этого не знал и знать не хотел. Для него было гораздо важнее, что торцевые стены обоих домов не имеют окон, а крона растущего на углу раскидистого вяза еще и затеняет часть двора от света единственного фонаря, превращая закуток между стенами, воротами и деревом в самую настоящую темную подворотню, какие пользовались особой популярностью у гопарей и хулиганов во все времена. Там и засел он вместе с четырьмя специально подтянутыми приятелями в ожидании реванша. Младшему Дубинину и его пассии так или иначе пришлось бы возвращаться в свой восьмой в обход восьмого «А», то есть через двор, через затененный участок, мимо этой самой подворотни. А впятером можно без лишнего шума и девчонку схватить и заткнуть, и обидчика отпинать, даже если те два придурка припрутся вместе с ними. А потом и слинять через эти же ворота, чтобы не светиться во дворе.
Увы, в тот вечер удача оказалась на стороне законопослушных граждан. Едва стемнело настолько, чтобы превратить площадку под фонарем в единственное пятно света, а тень от дерева – в сгусток непроглядной темноты, и Азик уже начал было потирать кулаки в предчувствии приближения своей жертвы, как где-то в стороне раздался стук открываемой подъездной двери и голоса. А спустя еще пару минут из дворового сумрака в освещенное фонарем пятно вступили двое.
- Ты позырь, чувак, еще одна дубина Дубина с телкой! – вполголоса восхитился кто-то из приятелей. – Брачный сезон у них что ли?
Азик, молча двинул ему локтем, давая понять, что лучше бы заткнуться: с этим типом он уже встречался, и повторять не хотелось. По крайней мере, на свету и при свидетелях, а они, судя по голосам, в количестве толпились сейчас у подъезда.
- Я же сказала, что не надо меня провожать. – Внушала между тем ни о чем не подозревающая дамочка своему столь же неосведомленному спутнику. – Тут же совсем недалеко до остановки и фонари горят.
- Я не спрашивал, провожать тебя или нет, - осек ее Дубинин, - я просто тебя провожаю.
- Да мне как-то неловко…
- Не знаю, как там у вас в Центре, а у нас тут неловко, это когда девушка ночью идет одна.
- А вы, значит, решили защитить меня от темноты? Или от местных маргиналов? – Коньяк все еще действовал, добавляя легкости разговору. Собственная смелость изрядно смущала, но язык Таня сейчас контролировала слабо.
Куда более трезвый Анатолий прекрасно это видел. И почему-то находил весьма забавным.
- Для начала от дыр в асфальте, - усмехнулся он в ответ. – А то ж ведь опять упадешь где-нибудь.
Девушка покраснела.
- Я, наверное, долго еще буду у вас прощения просить.
- Не стоит. За вчерашнее ты уже сама себя обругала, а на сегодня я подписался проследить за тем, чтобы ты не переломала ноги.
Девушка остановилась у самой границы светового пятна и, чуть обернувшись, очень внимательно посмотрела на спутника.
- Скажите, а вы всегда такой?
- Какой?
Она на мгновение задумалась.
- Ответственный.
Дубинин скептически хмыкнул:
- Только когда рядом кто-то ведет себя безответственно.
- То есть всегда?
- Завязывали бы вы со спиртным, Татьяна Сергеевна…
- Да я же не…
- Я вижу.
Анатолий ухватил девицу под локоть и оба скрылись в темноте.

Вернулся он минут через двадцать, что-то выговаривая на ходу младшему племяннику. Тот молча катил мотоцикл и только угрюмо кивал в ответ. Рядом с несчастным видом плелась девчонка.
Намеченный реванш на сегодня пришлось окончательно отменить.

***
А посреди ночи милейший Семен Васильевич был разбужен таким грохотом, будто за стеной крушили мебель. Насмерть перепуганный Бульбаш пулей вылетел в коридор, чтобы у дверей соседней комнаты нос к носу столкнуться со встрепанной Дарьей в ночнушке и бигудях. Мгновением позже подбежали засидевшиеся в кухне Анатолий и старший Топоренко. Когда же дверь, запертая изнутри на шпингалет, была выбита ударом могучего дубининского плеча, взглядам собравшихся открылась прямо-таки сцена из голливудского боевика: посреди разгромленной комнаты младшие Дубинины катались по полу, яростно молотя друг друга кулаками.
Впрочем, долго любоваться зрелищем Семену Васильевичу не пришлось: под испуганные возгласы сестры и соседа Анатолий, недолго думая, ворвался внутрь и обхватил за плечи наседавшего на брата Фильку. Кольку, тут же попытавшегося отвесить обездвиженному противнику леща, нейтрализовал Илья.
- Да вы что, с цепи сорвались?! – прорычал старший Дубинин таким тоном, будто тут же собирался посадить их обратно.
- Ничего мы не сорвались! – раздраженно фыркнул Филька. – Он за дело огреб.
- Это кто еще из нас огреб! – тут же отозвался его брат, яростно пытаясь вырваться из удерживающих его рук. – Да если бы не Азик, я б тебя…
- За что ты его? – Анатолий решительно встряхнул старшего племянника за плечи.
Тот ничего не ответил. Младший тоже.
- За что, я тебя спрашиваю?!
- Толик, не ори, соседей перебудишь, - всполошилась Дарья.
Филька молча сплюнул на истертый ковер сгусток крови, за что тут же получил подзатыльник.
- Иди спать, женщина! – продолжал гнуть свое Дубинин. - А вы двое либо сейчас же мне все объясните, либо будете ночевать на улице! Ну так из-за чего была драка?
Колька все молчал, прожигая взглядом пол у себя под ногами. Филька покосился на застывших в дверях мать и соседа, зыркнул злобно на брата и угрюмо выплюнул:
- Из-за мотоцикла.

[kate-kapella]

Мальчишки такие забавные

[Foxiney]

kate-kapella,
а ты читаешь этот фик?О_О Внезапно.

Я старалась.) Как-то так внезапно нарисовалась эта линия подростковых разборок.))