Название: Заморим его голодом! Рейтинг: PG Пейринг: Малфой старший/Снейп единственный/дементор последний Саммари: О босяцкой смекалке и о преимуществах трудного детства. Тюремная эпопея всенародно любимых Л.М. и С.С. с элементами эпистолярного романа.
29.08.1996
И снова рад приветствовать Вас, драгоценнейшая супруга моя Нарцисса. Пишу вам из одиночной камеры № 215, куда был я помещён полчаса назад и где уже успел не без комфорта обосноваться. В первых строках сего письма спешу сообщить вам, что всё у меня хорошо, насколько это вообще возможно в моём положении. Здоровье моё от недавних событий ни в коей мере не пострадало (…) читать дальшеАх, знали бы вы, ангел мой, с каким трудом перенёс я эти два месяца! И не столько волнение о собственной судьбе тому виной, сколько вынужденная разлука с вами, бриллиант моего сердца и с нашим драгоценным сыном. Видит Мерлин, ни позорное заключение, ни холод, ни скверное питание и недостойное моего рода соседство не были столь тягостны для меня, как запрет переписки. Воистину, если бы министерские церберы задались целью придумать для меня страшнейшую из мук, им не удалось бы придумать ничего более ужасного. И представьте себе мою радость, когда по приезде в Азкабан мне сообщили, что заключённым, по чьим делам следствие окончательно завершено, позволяется раз в месяц отправлять одно письмо!!! Окрылённый этой новостью я сразу же потребовал перо и чернил, дабы незамедлительно отправить долгожданную, я уверен, весточку Вам, душа моя. Надеюсь, что вы пребываете в добром здравии(…) Относятся ко мне здесь вполне уважительно, отмечая тем самым если не древность рода моего, то те славные деяния, кои совершил я во имя Лорда нашего и кои мои неразумные тюремщики почему-то склонны считать преступлениями. К чести моей, как верного соратника Его Злобности служит и тот факт, что ко мне, как к особо важному заключённому, приставили персонального дементора, последнего на весь Азкабан. Да, душа моя, как оказалось, не все мрачные стражи сей обители скорбей перешли на сторону правого дела. Один остался. До моего здесь появления он сторожил некоего маньяка, убившего ни то сто, ни то сто пятьдесят молодых ведьм, а теперь вот приставлен к моей персоне, чему я, признаться, несказанно рад. И не только потому, что сей факт свидетельствует об особом моём положении, но и потому ещё, что всех прочих здешних узников сторожат драконы (уж не знаю какими путями местный комендант выпросил двадцать голов этих тварей у гоблинов в Гринготсе). Неразумные мои сотоварищи по заключению, говорят, были весьма довольны такой заменой. Что же касается меня, то я лично предпочитаю иметь дело скорее с дементором, нежели с драконом, ибо дементор – тварь хоть и жуткая, но всё-таки разумная, а значит с ним можно договориться. Во всяком случае Лорду нашему это удалось, а значит и мне стоит попробовать. Кто знает, может уже к Рождеству я буду дома. Засим позвольте проститься. Трепетно целую ваши руки. С надеждой на скорую встречу, Ваш любящий супруг, Л.А. Малфой.
(Отправка письма по адресу была задержана Отделом цензуры Азкабана на два дня, в течение которых весь отдел в полном составе провалялся под столами, биясь в конвульсиях истерического смеха. Выражение "договориться с дементором" показалось начальнику отдела настолько забавным, что он даже не стал вырезать его из письма. В результате многочисленных перечитываний, переписываний и передач из рук в руки по всему административному зданию тюрьмы письмо было изрядно потрёпано и, как следствие, к адресату попало в совершенно нечитабельном виде.) ***
Истины ради стоит отметить, что, описывая своё нынешнее положение, сэр Люциус Малфой до некоторой степени покривил душой. Щадя, разумеется, нервы любимой супруги. Никакого почтения ему никто не оказывал и оказывать не собирался, а если в морду не били, так только потому, что рукоприкладство по отношению к заключённым запрещено тюремными правилами. Тем не менее, всю дорогу из зала суда к месту отбывания наказания Люциус всячески старался по возможности отдалиться от своих конвоиров хотя бы на длину цепи, ибо на их лицах явственно читалась готовность по первому же поводу послать гуманные правила к волдемортовой бабушке. Камера, куда стражники зашвырнули Люциуса (судя по лицам, нечеловеческим усилием воли подавив желание одарить его на последок крепким аврорским пинком под белую аристократическую задницу), тоже мало походила на гостиничный номер. Это была самая обычная азкабановская одиночка, размером 7/15 футов, без окон, с железными нарами и парашей в углу. Прямо над нарами во всю стену красовалась нарисованная чем-то непонятным огромная нагло осклабившаяся пёсья морда, а под ней – выведенные витиеватым готическим шрифтом надписи: «Здесь был Сиря!» «Не забуду мать родную!» и «Снейп – чмо немытое!». Последнее утверждение показалось Люциусу особенно забавным...